– Скажи, – начал я, пока она наливала вино, – у тебя есть друзья в заведении мадам Крессуэлл? Я имею в виду не джентльменов. Среди тех, кто там работает, есть кто-нибудь, кому ты доверяешь.

– Я никому особо не доверяю, сэр. – Хлорис фыркнула. – Даже себе самой.

– Ну, хотя бы в определенной степени.

– Из мужчин точно никому. Они хотят получить удовольствие бесплатно и вообще такие жадные, что продадут мать родную за два пенса, в особенности этот Мертон.

– Высокий мужчина, который принимает деньги?

– Да. И у него такие странные вкусы. Он меня пугает.

– Ладно. А как насчет женщин?

– Вы имеете в виду нас, проституток? – Хлорис говорила ровным голосом, лишенным эмоций. – Знаете, мы все шлюхи, даже кухарка. Каждая за себя. Там нет друзей. – Она задумалась. – Разве что Мег.

– Кто?

– При клиентах мы должны называть ее Амариллис. Помните ее?

Я кивнул. Вспомнил полуголую курносую толстушку.

– Мы с Мег помогаем друг другу, – пояснила Хлорис. – Но вряд это можно назвать дружбой.

– Можешь с ней связаться?

Моя собеседница нахмурилась:

– Это еще зачем? Неужто она пришлась вам по вкусу? Я думала, вы не любитель наших услуг.

Я промолчал, отвернулся и продолжил есть. Чуть позже я сказал:

– Ты видела мои документы и знаешь, что я служу королю. Ему нужны кое-какие бумаги, которые находятся в доме мадам Крессуэлл.

Хлорис схватилась рукой за горло:

– Я ничего такого не знаю, сэр…

– Когда я был там в первый раз, – продолжил я, – то видел в гостиной письменный стол.

– Да, я же вам говорила. – Хлорис вдруг стала словоохотливой. – За ним сидит его светлость. Он любит наблюдать сверху, кто заходит во двор, а кто оттуда выходит. Герцог говорит, иногда это не менее интересно, чем в театре: смотреть, как посетители не решаются сразу постучать в дверь, как они сперва пересчитывают деньги, как плюют в канаву и как приятели понуждают их.

– А где хранятся бумаги Бекингема?

– Откуда мне знать. Ключи от ящиков стола герцог держит при себе. Никому другому не доверяет. Может, он хранит их под замком там. Может, уносит с собой, когда уходит. – Хлорис подумала, потом добавила будничным тоном: – Как-то раз его светлость взял меня прямо на этом столе. Окно было открыто. У меня голова наружу высунулась.

Я повернулся к столу и снова продолжил есть, потом произнес:

– Мне нужно все, что хранится в ящиках. То есть любые бумаги. Как их оттуда достать?

– Ну, тут Мег не помощница. Она на такое сроду не отважится. Если вам нужны бумаги, придется добывать их самому.

Я положил нож на стол, ибо потерял аппетит.

– Предположим, я решился это сделать. Когда лучше туда отправиться?

Хлорис задумалась.

– Пожалуй, ранним утром. Мы заняты большую часть ночи, поэтому все обитатели борделя поднимаются поздно, включая мужчин.

– Ты уверена, что Мег не станет искать их для меня?

– А с чего ей рисковать? Мег не такая дура, как я. Да и двадцать фунтов она от вас тоже не получала. Да Мег убьют, если вдруг там застукают. Она прекрасно это знает.

Помолчав, я сказал:

– А если, допустим, оставить открытым окно…

Хлорис рассмеялась:

– Вижу, вам нравится входить и выходить через окна. – И тут же приложила ладонь ко рту. – Простите, сэр, у меня вырвалось. – Она нахмурилась и убрала руку от лица. – Вообще-то, есть один способ, сэр. Но это будет дорого вам стоить.

«Что ж, все имеет свою цену, – подумал я, – и не всегда она выражается в деньгах».

Когда Хлорис убрала со стола и удалилась, я взял перо и чернила и написал письмо. Слова давались мне с трудом, но деваться было некуда. Наконец я закончил, высушил чернила песком, свернул письмо и надписал сверху: «Госпоже Хэксби».

Я запечатал его, чувствуя себя игроком, который поставил все на кон и не способен предугадать, что уготовила ему судьба. Интересно, отправилась ли Кэтрин вчера вечером в Уоллингфорд-хаус по своей воле? Или же Вил заставил ее пойти с ним?

Я позвал Сэма, который прохлаждался в передней. Хотя было уже поздно, я велел ему прислать ко мне Маргарет. Он был озадачен, но беспрекословно повиновался. Вскоре пришла Маргарет, на ней было мешковатое платье, которое она надевала, закончив работу.

– Я хочу, чтобы завтра, примерно в десять часов утра, ты отнесла это письмо на Генриетта-стрит, в дом под знаком розы.

– Я? – Она потерла глаза на красном лице. – Но утром у меня полным-полно дел, хозяин. Может, пусть лучше Стивен сходит? Или Сэм?

– Нет. Возможно, за домом следят враги госпожи Хэксби. И мои. Им известно, что Стивен мой слуга и Сэм тоже. Тебя же они в лицо не знают.

– Может, послать мальчишку? Сэм приведет вам из пивной.

– Нет, – возразил я. – Я хочу, чтобы письмо отнесла ты. Человек, которому я доверяю и которому доверяет госпожа Хэксби.

Я сделал паузу, но Маргарет ничего не ответила. Она стояла неподвижно, не сводя с меня глаз и оттопырив нижнюю губу, и молчала. Однако всем своим видом выражала несогласие.

– Это ради госпожи Хэксби, – наконец произнес я; меня кольнула зависть: ну почему Кэт так легко завоевала преданность моих слуг? – Пожалуйста, Маргарет, сделай это для нее, если не ради меня.

Глава 15

Репетиция

Среда, 25 марта 1668 года

Конура качается и гремит. Пустобрех чешется. Феррус выползает помочиться на углу рядом с угольным сараем. До чего же холодно. Теплая только моча.

Часы бьют пять раз подряд. Бим-бом. Потом вступают другие. Дьявольские кочерги. Бим-бом.

Феррус думает о доброй молодой леди.

Тогда на улице, когда хозяин был «У Фултона» и секретничал со стареньким дедушкой, леди говорила ласково, но он испугался, убежал и спрятался. Однако он потом видел ее, когда возвращался в цирюльню и к хозяину. Леди шла через большую площадь, полную людей. Называется Ковент-Гарден. Какой же это сад [5] , если там ничего не растет? Она вошла в дом на улице за площадью.

Где живет леди?

Позади Ферруса гремят засовы. Он оборачивается. В дверном проеме, ведущем в проход, стоит хозяин. В руке у него хлыст. Лицо все в пятнах. Он качается и размахивает хлыстом из трех узловатых шнуров: туда-сюда, туда-сюда.

Обычно, когда хозяин сильно напивается, он засыпает. Но иногда он сильно напивается и не засыпает. Ох нет, нет, нет!

– Ты проклятый бездельник, дубина, – говорит хозяин и кивает, соглашаясь сам с собой. – Из-за тебя я в понедельник лишился королевского вознаграждения. Ты проклятая безмозглая тварь. Ты у всех вызываешь отвращение, и это стоило мне кошелька с золотом. Погоди, я с тебя шкуру сдеру. Задам тебе урок.

Из конуры выходит Пустобрех. Он рычит. Хозяин уворачивается от него. Поднимает хлыст и идет к Феррусу.

– А ну поди сюда, – говорит он. – Иди сюда, ублюдок.

Феррус визжит, когда шнуры обрушиваются на его голову полосами боли.

Звенит цепь Пустобреха. Он бросается на хозяина, но цепь короткая и удерживает его.

На этот раз хлыст добирается до шеи и руки Ферруса. Он пытается уклониться. Но ему мешает стена.

Пустобрех рычит и скалится.

Хозяин смеется над ним:

– Думаешь, ты свирепый? Вот же глупый пес! Да я тебе лапы поотрываю.

Он опускает хлыст на Пустобреха, и тот взвизгивает.

Ох, Пустобрех! Феррус издает бессловесный вопль. Вскакивает. Выхватывает у хозяина хлыст. Хозяин спотыкается. У него отваливается челюсть.

На морде у Пустобреха кровь. Ох, бедный, бедный Пустобрех!

Феррус опускает хлыст на хозяина. Хозяин снова спотыкается и падает. Пустобрех хватает его за лодыжку. Ох. Хозяин вопит, и вопит, и вопит.

Мир перед Феррусом красный. Хозяин лежит на земле, свернувшись, как кошка перед очагом. Феррус хлещет его кнутом по голове и туловищу. Пустобрех кусает его за ногу.

Кнут поднимается. Кнут опускается. Хозяин визжит. Хозяин кричит. Хозяин воет.